на что отвлекаться. Я уже знаю, в какой серии эта книга получит наибольший отклик. Не волнуйтесь, Илзе. Без редактуры в любом случае не обойдётся, но тут легче всего корректировать, так сказать, совсем свежее.
— Это хорошо, что у тебя есть другие вещи, — продолжал Тони, попивая вино с блаженной улыбкой победителя. — Как только достигнешь первого успеха с этой книгой, остальные проглотят запросто.
— Вот именно, — поддакнул Сергей.
Я слушала их и хотела соглашаться во всём, но согласие моё на деле выражалось лишь в безмолвном кивании, а внутри созревал страх.
Он превратился в настоящую панику, когда я поняла, что Тони уже прилично выпил и вряд ли сядет сегодня за руль. Почему-то раньше мне и в голову не пришло уточнить, в какой день и в котором часу мы выдвинемся обратно в Москву. Наверное, не стоило рассчитывать, что Тони возьмёт на себя смелость сделать два марш-броска по пять часов туда и обратно в течение одной субботы, однако я не могла совсем не волноваться о том, где нам предстоит провести грядущую ночь.
Я нервничала, а Тони разглагольствовал в своей обыкновенной манере, заразительно смеялся, курил, подливал мне вина, снова и снова проча неминуемый успех. Пестов тоже повеселел. Порой они начинали забалтываться о чём-то совершенно своём, я переставала улавливать смысл беседы.
Впрочем, я и не была активным участником. Вино пьянило, но не развлекало меня. Не знаю, изменилось бы что-то, начни я пить виски, как неделю назад, но проверять не решилась.
Я чувствовала себя немного лишней и потерянной: чужой город, поспешное решение, неказистый ресторан… И музыка играет ужасная, громкая… И Тони… Тони совсем не смотрит в мою сторону…
— Илзе, — Тони дотронулся до моего локтя, и я вздрогнула, потому что на какое-то время ушла в свои мысли, и, может, выглядела отрешённо. — Илзе, ты устала?
— Нет-нет, я не устала, — натянуто улыбнулась я.
Несколько секунд Тони смотрел мне в глаза, а затем повернулся к Пестову.
— Серёг, в общем, давай на связи. А нам с утра надо домой выдвигаться, — протягивая руку, сказал он.
И Пестов не стал спорить. Они попрощались.
Я снова поблагодарила Сергея ещё более формально, чем в первый раз, поскольку окончательно пришла к выводу, что натворила глупостей, и всё бы отдала, чтобы оказаться сейчас дома, в Москве, позвонить маме и поплакаться ей, будто ничего у меня не получилось. А плакать, в общем-то, было не о чем, но и для радости я не нашла причин.
— Илзе, — Тони обнял меня за плечи, когда мы ждали такси у входа в ресторан, — ты волнуешься?
— Я?..
Должно быть, моя улыбка в тот момент получилась бракованной, и я решила, что попробую изобразить более нейтральную эмоцию. Скажем, спокойное радушие или полную невозмутимость. Но как я ни прилагала усилий, лицо моё не поддавалось: улыбка стекала по опущенным вниз уголкам губ, брови хмурились сами собой, а зубы сжимались.
— Илзе, — снова позвал Тони. — Или мне стоит отныне называть тебя теперь Лиз?
Он подмигнул, а я не сдержалась:
— Не смей! Ясно тебе? Не смей!
— Почему?
— Потому что… потому что… — я так и не подобрала нужных слов.
— О-о-о, всё понятно, — сказал Тони, насильно поворачивая меня к себе, — ты перенервничала.
— Неправда.
— Правда.
Приехало такси. Я почти упала на заднее сиденье, Тони сел рядом со мной, взял за руку. Я хотела выдернуть её, но Тони, будто предвидя мои действия, сразу сжал в полную силу.
— У меня есть предложение, — сказал он, не дав мне продолжить диалог, — сейчас едем в отель, заказываем самый дорогой виски, сыр и слушаем весь джаз, который только найдём в интернете.
— А дальше? — отвернувшись в окно, спросила я.
— А дальше — видно будет.
— Почему ты не сказал, что мы останемся здесь ночевать?
— По-моему, это было очевидно.
— Нет, это не было очевидно, — вспылила я.
— Лиз, послушай…
— Не зови меня Лиз! — я всё-таки выдернула руку, продемонстрировав всю ту бурю чувств, которая скопилась во мне.
— Хорошо, не буду, — спокойно ответил Тони.
Он назвал таксисту адрес отеля.
Я не удивилась, что он заранее подобрал это место. Не удивилась уже и тому, что номер был заказан один на двоих.
Войдя внутрь, я почувствовала себя преступницей. Нет, даже хуже — любовницей, проводящей ночь рядом с человеком, которому есть кого обнимать по ночам.
Первым делом Тони вставил сигарету в зубы и набрал номер ресепшена. Пока он диктовал заказ, я бродила по комнате и старалась примириться с теми обстоятельствами, в которых находилась.
Чёрное окно отражало блики новогодней иллюминации, сквозь него не проходило ни звука, но, должно быть, в этом городе шумы и так были слабее столичных. Я куталась в свободный вязанный кардиган, накинутый на шифоновое платье в мелкий бежевый рубчик, и понимала, что очутилась в ловушке. Большая двуспальная кровать, на которой расселся Тони, закинув обе ноги в чёрных брюках и непрерывно куря, свидетельствовала о том, что спокойный сон вполне может сочетаться здесь с другими удовольствиями.
Но я и представить себя не могла в постели с женатым мужчиной. Пусть какой-то короткий миг я грезила о поцелуе, но тогда я ни о чём не знала. А сейчас я знала, пожалуй, даже больше, чем следовало. У него есть жена. Она ждёт его дома. Когда-то я тоже была той женщиной, которая сидит у окна в ожидании благоверного. Слишком хорошо я помнила то чувство. Слишком больно мне было тогда. Я ни за что позволила бы себе не только снова испытать такую боль, но и стать причиной подобной боли для другого человека.
— Тони, — решительно сказала я, — между нами ничего не будет.
Тони уже договорил по телефону и повесил трубку. Он сначала нахмурился на мои слова, а затем рассмеялся, но мне нисколько не было смешно.
— Что ты себе нафантазировала? — спросил Тони.
Подойдя ко мне, он снова обнял меня.
Мягкий шелест его рубашки у меня за спиной подействовал умиротворяюще. Я закрыла глаза, поддаваясь томному ощущению в теле, когда слегка покалывает плечи от бегущих мурашек. Тони укачивал меня плавно. Он склонился к моим волосам. Его дыхание, тяжёлое от табака и мягкое, будто перышко, скользило по моей шее.
— Тони, я фантазирую только в книгах. А живу в реальном мире, — через силу ответила я, превозмогая нарастающую дрожь. С закрытыми глазами я говорила будто сквозь сон, но слова мои были правдивы. — Я понимаю, на что ты намекаешь, и…
— Разве я на что-то намекаю?
— К сожалению, да.
— Почему «к сожалению»?
— Ты несвободен, а я…
— А
